Неточные совпадения
— Да садитесь, Порфирий Петрович, садитесь, — усаживал гостя Раскольников, с таким, по-видимому, довольным и дружеским видом, что, право, сам
на себя подивился, если бы мог
на себя поглядеть. Последки, подонки выскребывались! Иногда этак человек вытерпит полчаса смертного страху с разбойником, а как приложат ему нож к горлу окончательно, так тут даже и страх пройдет. Он прямо уселся пред Порфирием и,
не смигнув,
смотрел на него. Порфирий прищурился и начал закуривать папироску.
Он с любопытством
смотрел на нее и хотел окончательно решить, что она такое. Он было испугался приготовлений, какими она обстановила его посещение, но с каждым ее движением опасения его рассеивались. По-видимому, добродетели его
не угрожала никакая опасность.
Григорий стоял со сбитым видом, в упор
смотря на своего мучителя. Странно это, казалось, по-видимому, что он действительно
не знает, какой теперь год.
Перед сумерками я еще раз сходил
посмотреть на воду. Она прибывала медленно, и, по-видимому, до утра
не было опасения, что река выйдет из берегов. Тем
не менее я приказал уложить все имущество и заседлать мулов. Дерсу одобрил эту меру предосторожности. Вечером, когда стемнело, с сильным шумом хлынул страшный ливень. Стало жутко.
Всякому хотелось узнать тайну; всякий подозревал друг друга, а главное, всякий желал овладеть кубышкой врасплох, в полную собственность, так чтоб другим ничего
не досталось. Это клало своеобразную печать
на семейные отношения. Снаружи все
смотрело дружелюбно и даже слащаво; внутри кипела вражда. По-видимому, дядя Григорий Павлыч был счастливее сестер и даже знал более или менее точно цифру капитала, потому что Клюквин был ему приятель.
Или входишь в избу, и намека нет
на мебель, печь голая, а
на полу у стен рядышком сидят черкесы, одни в шапках, другие с непокрытыми стрижеными и, по-видимому, очень жесткими головами, и
смотрят на меня
не мигая.
Этот Ревякин с некоторого времени стал учащать к Мечниковой и, по-видимому,
не наскучал ей. Красин
смотрел на это как
на новый, свойственный этой женщине каприз и держался с Ревякиным в добрых отношениях, благоприятствующих общему их положению в этом доме.
Вихров ничего ей
не сказал, а только
посмотрел на нее. Затем они пожали друг у друга руку и, даже
не поцеловавшись
на прощанье, разошлись по своим комнатам.
На другой день Клеопатра Петровна была с таким выражением в лице, что краше в гроб кладут, и все еще, по-видимому, надеялась, что Павел скажет ей что-нибудь в отраду; но он ничего
не сказал и,
не оставшись даже обедать, уехал домой.
— Мне
не от чего лечиться, — отвечала Юлия Ардальоновна, поняв, по-видимому, соль его вопроса, — я еду так, надоело уж все
смотреть на русскую гадость и мерзость.
А
на меня он, по-видимому, именно
смотрел как
на «встречного», то есть как
на человека, перед которым
не стоит метать бисера, и если
не говорил прямо, что насилует себя, поддерживая какие-то ненужные и для него непонятные родственные связи, то, во всяком случае, действовал так, что я
не мог
не понимать этого.
Летучий сидел уже с осовелыми, слипавшимися глазами и
смотрел кругом с философским спокойствием, потому что его роль была за обеденным столом, а
не за кофе. «Почти молодые» приличные люди сделали серьезные лица и упорно
смотрели прямо в рот генералу и, по-видимому, вполне разделяли его взгляды
на причины упадка русского горного дела.
Я взглянул
на его жену; это была молодая и свежая женщина, лет двадцати пяти; по-видимому, она принадлежала к породе тех женщин, которые никогда
не стареются, никогда
не задумываются,
смотрят на жизнь откровенно,
не преувеличивая в глазах своих ни благ, ни зол ее.
По-видимому, ЛабулИ намеревался излиться передо мной в жалобах по поводу Шамбора, в смысле смоковницы, но шампанское уже сделало свое дело: собеседник мой окончательно размяк. Он опять взял опорожненную бутылку и
посмотрел на свет, но уже
не смог сказать: пусто! а как сноп грохнулся в кресло и моментально заснул. Увидевши это, я пошевелил мозгами, и в уме моем столь же моментально созрела идея: уйду-ка я за добрЮ-ума из отеля, и ежели меня остановят, то скажу, что по счету сполна заплатит ЛабулИ.
— Всех вас, молодых людей, я очень хорошо знаю, — продолжал директор, — манит Петербург, с его изысканными удовольствиями; но поверьте, что, служа, вам будет некогда и
не на что пользоваться этим; и, наконец, если б даже в этом случае требовалось некоторое самоотвержение, то
посмотрите вы, господа,
на англичан: они иногда целую жизнь работают в какой-нибудь отдаленной колонии с таким же удовольствием, как и в Лондоне; а мы
не хотим каких-нибудь трех-четырех лет поскучать в провинции для
видимой общей пользы!
Все таковые были с пушистыми подбородками, имели выпущенное белье и сидели смирно,
не раскрывая книг и тетрадей, принесенных с собою, и с
видимой робостью
смотрели на профессоров и экзаменные столы.
— Это
не от меня, как знаете; когда скажут, — пробормотал он, как бы несколько тяготясь вопросом, но в то же время с
видимою готовностию отвечать
на все другие вопросы.
На Ставрогина он
смотрел,
не отрываясь, своими черными глазами без блеску, с каким-то спокойным, но добрым и приветливым чувством.
Но, сколько он ни ждал, никто
не пришел. По-видимому, все уже у него начеку: и поля заскорбли, и реки обмелели, и стада сибирская язва посекла, и письмена пропали, — еще одно усилие, и каторга готова! Только вопрос: с кем же он устроит ее, эту каторгу? Куда он ни
посмотрит — везде пусто; только"мерзавцы", словно комары
на солнышке, стадами играют. Так ведь с ними с одними и каторгу устроить нельзя. Потому что и для каторги
не ябедник праздный нужен, а коренной обыватель, работяга, смирный.
Арина Петровна много раз уже рассказывала детям эпопею своих первых шагов
на арене благоприобретения, но, по-видимому, она и доднесь
не утратила в их глазах интереса новизны. Порфирий Владимирыч слушал маменьку, то улыбаясь, то вздыхая, то закатывая глаза, то опуская их,
смотря по свойству перипетий, через которые она проходила. А Павел Владимирыч даже большие глаза раскрыл, словно ребенок, которому рассказывают знакомую, но никогда
не надоедающую сказку.
Однако Джону Келли скоро стало казаться, что у незнакомца
не было никаких намерений. Он просто вышел
на платформу, без всякого багажа, только с корзиной в руке, даже, по-видимому, без всякого плана действий и тупо
смотрел, как удаляется поезд. Раздался звон, зашипели колеса, поезд пролетел по улице, мелькнул в полосе электрического света около аптеки, а затем потонул в темноте, и только еще красный фонарик сзади несколько времени посылал прощальный привет из глубины ночи…
Некоторое время мы все молчали. Дядя значительно
посматривал на меня, но говорить со мной при всех
не хотел. Он часто задумывался; потом, как будто пробуждаясь, вздрагивал и в волнении осматривался кругом. Мизинчиков был, по-видимому, спокоен, курил сигару и
смотрел с достоинством несправедливо обиженного человека. Зато Бахчеев горячился за всех. Он ворчал себе под нос, глядел
на всех и
на все с решительным негодованием, краснел, пыхтел, беспрерывно плевал нá сторону и никак
не мог успокоиться.
— Ну да, и в карты хорошо играет. Но Елена Николаевна… Разве ее возможно понять? Желаю я знать, где тот человек, который бы взялся постигнуть, чего она хочет? То она весела, то скучает; похудеет вдруг так, что
не смотрел бы
на нее, а там вдруг поправится, и все это без всякой
видимой причины…
Перед вечерним чаем пришел Федор. Севши в кабинете в угол, он раскрыл книгу и долго
смотрел все в одну страницу, по-видимому,
не читая. Потом долго пил чай; лицо у него было красное. В его присутствии Лаптев чувствовал
на душе тяжесть; даже молчание его было ему неприятно.
Замечание мое поразило его. По-видимому, он даже и
не подозревал, что, наступая
на законы вообще, он, между прочим, наступает и
на тот закон, который ставит помпадуровы радости и помпадуровы печали в зависимость от радостей и печалей начальственных. С минуту он пробыл как бы в онемении, но, наконец, очнулся, схватил мою руку и долго ее жал,
смотря на меня томными и умиленными глазами. Кто знает, быть может, он даже заподозрел во мне агента"диктатуры сердца".
По-видимому, что может быть приятнее: утирать слезы! — однако ж общество и
на это занятие
смотрело подозрительно и, во всяком случае, считало уместным присовокуплять: но
не утруждая начальства!
Мы все взошли
на скрипучий дощатый паром; Тюлин — последний. По-видимому, он размышлял несколько секунд, поддаваясь соблазну: уж
не достаточно ли народу и без него. Однако все-таки взошел, шлепая по воде, потом с глубокою грустью
посмотрел на колья, за которые были зачалены чалки, и сказал с кроткой укоризной, обращенной ко всем вообще...
Тетке казалось, что и с нею случится то же самое, то есть что и она тоже вот так, неизвестно отчего, закроет глаза, протянет лапы, оскалит рот, и все
на нее будут
смотреть с ужасом. По-видимому, такие же мысли бродили и в голове Федора Тимофеича. Никогда раньше старый кот
не был так угрюм и мрачен, как теперь.
Но уже заметил, по-видимому, в каком состоянии Саша, хотя и
не совсем понимает: остановился и
смотрит жалостливо, с участием… или это кажется Саше, а
на самом деле тоже думает, что он вор и попался? Саша улыбается, чистит испачканный бок и говорит, немного кривя губами...
Нет; насколько мне дано наблюдательности и проникновения, господин этот производит хорошее впечатление — по-видимому, это экземпляр из новой, еще
не вполне обозначившейся, но очень приятной породы бодрых людей,
не страдающих нашим нервическим раздражением и беспредметною мнительностью, — «человек будущего», который умеет
смотреть вперед без боязни и
не таять в бесплодных негодованиях ни
на прошлое, ни
на настоящее.
Первый, по-видимому, господствующий тип, находимый у большинства людей, о будущем совсем
не помышляет,
смотрит на него как
на какое-то темное „небытие“.
Словом, г. Достоевский
смотрит, по-видимому,
на свои произведения, как мы все обыкновенные люди, —
не как
на несокрушимый памятник для потомства, а просто — как
на журнальную работу.
Никакого, кроме расхода; намолотится хлеба, наготовится соломы, накосится сена, и все это, по-видимому, в громадных размерах, но
посмотришь к концу года, все это уничтожится дворней, которая ничего
не делает, лошадьми,
на которых невозможно выехать, и коровами, от которых пятнадцати пуд в год масла
не получается.
«Половина второго…
Не пора ли идти обедать?» — думает Стебельков, заводя часы бронзовым ключиком, который он только что приобрел и в головке которого вставлена маленькая фотографическая картинка,
видимая в увеличенном виде, если рассматривать ее
на свет. Александр Михайлович
смотрит картинку, прищурив левый глаз, и улыбается. «Какие славные штучки нынче делают, право! И как ухитряются… в таком маленьком виде? — приходит ему в голову. — Однако нужно идти…»
Доблестные юноши мало имеют человечества в груди и
смотрят на все как-то официально, при всей
видимой вражде своей ко всякой формалистике: они воображают, что человек идет в сторону и делает подлости именно потому, что уж это такое его назначение, так сказать — должность, чтобы делать подлости; а
не хотят подумать о том, что, может быть, этому человеку и очень бы хотелось пройти прямо и
не сделать подлости и он очень бы рад был, если б кто провел его прямой дорогой, — да
не оказалось к тому близкой возможности.
Князь Андрей живет в деревне.
На аустерлицком поле жизнь ему «показалась прекрасною»; под влиянием вечного неба он «так иначе понимал ее теперь». Но приехавший к Андрею в деревню Пьер удивленно
смотрит на своего друга: «Слова были ласковы, улыбка была
на губах, но взгляд был потухший, мертвый, которому, несмотря
на видимое желание, князь Андрей
не мог придать радостного и веселого блеска».
— Смотрит-то он богатырем, государь, — отвечали они, — силится, тянется кверху, да ноги-то его слабеньки. Погоди немного, упадет он сперва
на колени, а там скоро совсем склонится, чокнется самой головой о землю, рассыплется весь от меча твоего и разнесется чуть
видимою пылью, так и следа его
не останется, кроме помину молвы далекой, многолетней…
— Смотрит-то он богатырем, государь, — отвечали они, — силится, тянется кверху, да ноги-то его слабеньки. Помоги немного, упадет он сперва
на колени, а там скоро совсем склонится, чокнется самой головой о землю, рассыплется весь от меча твоего и разнесется чуть
видимою пылью, так и следа его
не останется, кроме помину молвы далекой, многолетней…
В кабинете, полном дыма, шел разговор о войне, которая была объявлена манифестом, о наборе. Манифеста еще никто
не читал, но все знали о его появлении. Граф сидел
на отоманке между двумя курившими и разговаривавшими соседями. Граф сам
не курил и
не говорил, а наклоняя голову, то
на один бок, то
на другой, с
видимым удовольствием
смотрел на куривших и слушал разговор двух соседей своих, которых он стравил между собой.
Митрополит слушал,
не обнаруживая никакого внимания и прищуривая прозрачные, тогда уже потемневшие веки своих глаз, и вее
смотрел на крышу одного из куполов великой церкви, по которому
на угреве расположились голуби, галки и воробьи. По-видимому, его как будто очень занимали птицы, но когда Друкарт досказал ему историю — как наемщик обманул своего нанимателя, он тихонько улыбнулся и проговорил...